Ника Невыразимова
Она не точила когти, чтоб вырвать кусок свободы.
Была у них ложка дёгтя и целая бочка мёда.
Когда же над чёрной ложкой им что-нибудь вдруг светило,
Он ей говорил: «Ты кошка!», она улыбалась: «Тигра!»
Когда они в дом входили, немедленно слепли окна,
валился без чувств будильник, одежда их била током,
а мебель на хрупких ножках тряслась по углам квартиры…
И он говорил: «Ты кошка!». Она возражала: «Тигра!»
И он говорил: «Ты кошка!». Она возражала: «Тигра!»
Привыкли они за годы: молчать, собираться в спешке,
есть дёготь со вкусом мёда, легко уходить от слежки,
теряться среди прохожих, и жить, дожидаясь мига,
когда он ей скажет: «Кошка!», она же ответит: «Тигра!»
ПОЛОСА ОТЧУЖДЕНИЯ...
"В отчуждении много дней
Остаюсь я спокойно-ласковой:
Вот граница - и ты за ней.
Тренируй же собак, натаскивай...
Ты живешь, приручая сук,
А потом меж собой их стравливая...
Отчуждения полосу
Расширяю, благоустраиваю.
Посажу я на ней цветы,
Маргаритки, смешные, рыжие,
И невиданной красоты
Рядом с ними построю хижину,
А потом вдруг её снесу,
Зелье выброшу приворотное,
Отчуждения полосу
В полосу переделав взлётную,
И как следует разбегусь
И над полем взлечу картофельным...
Нет победы, есть только грусть
В сделках фаустов с Мефистофелем.
Не хочу привязных ремней!
А дурнушки твои - все скромненьки. "
Застёгнутая наглухо душа ...
"Застёгнутая наглухо душа
не хочет, чтобы ею торговали,
что, впрочем, удалось бы мне едва ли –
не сбыть. Она не так уж хороша,
чтоб договор подписывали кровью.
Никто не предлагает яд и йод.
Пора, пора подумать про здоровье –
душевное. Которое сдаёт.
Душа, всегда готовая на риск,
дурачится, играет с телом в прятки.
И ждёт. На телефонный каждый писк
она уходит в розовые пятки…
Душа, достанем водки и пельменей
и выпьем за любимого в ночи.
Душа, душа, давай ему изменим?
Не можешь? Ну не ной тогда. Молчи."
Susanna, Susanna mon amour
В густом вечернем транспортном потоке он движется домой в своей машине в Москве, в Самаре, во Владивостоке – не важно где, не станет трасса шире, ведущая домой… Она всё уже, и хочется свернуть на повороте, хотя нельзя, конечно: стынет ужин. А если нет, на стол скорей накройте. Иначе он свернёт, мужчина этот, поскольку всё ему осточертело и хочется не осени, а лета, и хочется ко мне душой и телом.
А я живу за правым поворотом, и даже руль всё время вправо тянет. Мужчина возвращается с работы. Он Робинзон. Один. Островитянин. Кричат клаксоны злыми голосами. Он вспоминает всю меня – по кадру. Он заблудился в чаще. Он Сусанин. Он не на ту заехал эстакаду – не в те края – в Шанхай, Париж, Панаму? Он пятницу глотает, как отраву. Он едет мимо знака «только прямо» и думает, как он свернёт направо...
